Блог клуба - Литературно-исторический

Поэтому слышим нередко
Сейчас, как тогда:
"Ты бы пошел с ним в разведку?
Нет или да?"
В. Высоцкий.


Часть I

Старшина группы Виктор М.

Среднюю школу я окончил хорошо, но круглым отличником не был. Успешно отслужив в Армии после отчисления из ТМУРП, «Историю СССР» на оценку отлично уже не помнил. Особенно смутно припомина́л декреты Ильича о «земле» и «мире». Поэтому на последний экзамен по «Истории СССР» при поступлении в финансово-экономический институт, прибыл изря́дно пьяным (так уж сложились обстоятельства непреодолимой силы). Когда никто не захотел идти в аудиторию и готовится к сдаче экзамена за столами первого ряда, я охотно согласился занять пустующее место. Прочитав вопросы выпавшего мне билета, я живо стал интересоваться у соседки с заднего ряда подробностями вышеуказанного ленинского декрета. Соседка помогла, чем могла, а экзаменатор поставила за экзамен четыре балла. Думаю, за мой весёлый нрав, смекалку, а также успешно сданные предыдущие три экзамена. Зато в высшей математике мне не было равных, и не было таких задач, которые я не смог бы решить в кратчайшие сроки. С Виктором М., бывшим воином - пограничником и будущим капитаном дальнего плавания, мы впервые увиделись в аудитории мореходки на вступительном экзамене по математике. Не помню уже, кто кому помогал в решении математических задач и доказательстве теорем, но точно помню, что экзамен Виктор сдал успешно. Тогда же я впервые увидел за своей широкой спиной, севшего на место Виктора М., будущего капитана дальнего плавания Игоря Валентиновича Токмакова. Он так жалостливо смотрел на меня, взывая о помощи, что не помочь своему будущему товарищу могло только очень жестокое и безжалостное сердце. В результате все трое стали курсантами Таллиннского мореходного училища рыбной промышленности. Более того, на первом построении нашей роты выяснилось, что все трое зачислены в группу С-23, а старшиной группы назначен бывший воин-пограничник Виктор М., который, не раздумывая, тут же назначил меня старшим по кубрику номер 119. Лиха беда начало. Вскоре выяснилось, что командирскими способностями я не обладаю, заставить своих товарищей поддерживать порядок в кубрике в соответствии с воинскими Уставами не умею. Старшина группы стал делать мне замечания, а я вместо того чтобы прислушаться к его советам, начал ему дерзить. Виктор долго терпел, но когда терпение командира лопнуло начал объявлять мне наряды вне очереди. И опять вместо того, чтобы исправить свое поведение, я стал дерзить еще больше. Наряды посыпались как из рога изобилия. Все работы по уборке палубы после отбоя были моими. Спать приходилось по четыре-пять часов в сутки, но я не сдавался. Однажды, когда дерзость моя преодолела все допустимые нормы и пересекла все красные линии, Виктор решил научить меня драить палубу так, как это было положено в пограничных войсках, а не как попало. После отбоя, в шайку с водой он лично настрогал тонкими лепесточками целый кусок хозяйственного мыла. Расплескал эту гремучую смесь по всей палубе и не поленился щёткой слегка притереть к ней каждый лепесток этой строганины. Мне же предложил довершить дело до победного конца. Отодрать эту адскую начинку от палубы было невозможно. Спать в ту ночь мне не пришлось вовсе, пена летала до потолка, но с поставленной задачей я справился. После этой бессонной ночи решил снизить градус своего непослушания, но было уже поздно, нашла коса на камень. На вечерних поверках роба моя была идеально наглажена, а «гады» идеально начищены. Но Витя к тому времени уже совершенно ослеп и на каждой поверке интересовался почему «гады» мои не чи́щены, а роба не гла́жена. Я поначалу возражал, а потом устал. Продолжалась эта свистопляска более полугода. После такой армейской закалки мне сам черт был не страшен, и даже самый главный начальник Вервейко. Жизнь текла своим чередо́м, незаметно подоспело время морской парусной практики на барке «Крузенштерн». Не каждый курсант решится без страховки взобраться по шатким вантам на бом-брам-рей, да еще самой высокой 1-й грот-мачты легендарного парусника. Пришло время и нам делать свой выбор. Виктор М. подойдя ко мне, по-дружески предложил пойти на самый верх. Я, не раздумывая, согласился. Несмотря ни на что я всегда уважал своего непосредственного командира. А он однажды сказал мне слова, которые мог сказать только настоящий и верный друг. Витя наверняка забыл их, по пришествию столь многих лет, а я их помню всю свою жизнь, и ничему теперь не удивляюсь.

Часть II

Александр Р.

Навсегда врезалась в память следующая картина. Впервые идем на брам-реи первой грот-мачты барка «Крузенштерн». Прошли марсовую площадку. Приближаемся к салингу. Перед самыми моими глазами «гады» Александра Р., который, унима́я дрожь в руках и коленях, преодолевая неподдельный страх и прижавшись к веревочным вантам колеблемым ветром, ползет вверх к заветной цели. За ним таким же образом ползу и я. А далее, как в песне Владимира Высоцкого:

Ну вот, исчезла дрожь в руках,
Теперь — наверх!
Ну вот, сорвался в пропасть страх -
Навек, навек.
Для остановки нет причин -
Иду, скользя,
И в мире нет таких вершин,
Что взять нельзя.

Часть III

Ты бы пошёл с ним в разведку?

Незаметно подкралось и время моего отчисления из училища в 1979 г. Был ли я виноват в своей трагедии? Конечно, был! Виной всему – моя гордыня. Бог гордым проти́виться, а смире́нным дает благода́ть. Предстояло научиться смире́нию. Настал день расстава́ния с моими товарищами – 16-е ноября. Попрощаться со мной пришли мои друзья по кубрику и другие ребята. Среди них был и мой старшина Виктор М. Но особенно меня поразило, что попрощаться со мной пришёл мой одногруппник Александр Р. Однажды на «Крузенштерне» мы с ним чуть было не подрались на камбузе из-за какой-то ерунды в силу разности характеров. Среди пришедших попрощаться, в глазах троих из них читалось неподдельное сочувствие моему несчастью, это сочувствие трудно было не заметить. От двоих я этого никак не ожидал. Третьим был мой друг Александр Михайлович Лавриненко, который и проводил меня до КПП. Впоследствии он с Николаем Кайковым приезжал ко мне в гости, на мою малую родину. Друзья познаются в беде. Да, я бы пошёл с каждым из них в разведку.

PS.

Можно подумать, что нет человека драчливее меня. Нет, это совершенно не так. В жизни пришлось махать руками всего четыре раза, в двух случаях существовала угроза жизни. Я всегда считал и считаю драку – позорным делом, если она не связана с защитой жизни ближнего или своей. Совершенно иное - рукопашный бой, за правое дело, на поле брани. Такой бой – дело святое! На поле брани и убийство врага при защите своего Отечества - не вменя́ется в грех.

Цикл коротких рассказов «От гордыни к смирению».

Часть I Свобода.

Помню, сразу после окончания 2-го курса, за какую-то провинность или по какой другой причине, оставили нас с одним моим сокурсником ремонтировать нашу роту судоводителей в лето 1978 года. Все остальные курсанты разъехались в летние отпуска сроком на 30 суток. Мы с энтузиазмом принялись за дело, т.к. старшина роты Нестер, убывая в отпуск, вручил нам ключи от баталерки, где мы обнаружили целый ящик других ключей от всех помещений роты. На нашу удачу, методом тщательного подбора, нам посчастливилось найти ключи от запасного (пожарного) выхода, который находился в самом дальнем конце роты. Проникнув за двери пожарного выхода, мы оказались на лестничной площадке, пролёты которой вели с шестого этажа на первый. Именно там находились двери, выводящие на улицу Эндла, минуя все КПП училища. Спустившись на первый этаж, мы с волнением начали вытаскивать из волшебного ящика ключи и вставлять их в личину замка ведущего к вожделенной свободе. И Сезам открылся. Счастью нашему не было предела.

Часть II: Самоволки.

Естественно, как все порядочные служивые люди мы стали регулярно пользоваться открывшимися возможностями и беспрепятственно, вполне безопасно ходить в самовольные отлучки. Результат не заставил себя долго ждать. Познакомившись с двумя прекрасными девушками, одну из которых звали Лена, а другую не упомню, мы стали приглашать их в свою роту на застолья, для непринужденной беседы на злободневные темы. Закуской служила еда, которую мы регулярно добывали на камбузе, а запивкой компот из чайника и другие горячительные напитки. Жили мы - не тужили, но не терял даром времени и командир 2-й роты радистов Андрей Тимофеевич Белобородов.

Часть III: Залёт.

Как потом выяснилось, Андрей Тимофеевич, исполняя обязанности начальника училища на время летнего отпуска Вячеслава Антоновича Морозова, обратил внимание, что в окнах 6 этажа экипажа со стороны улицы Эндла, по ночам регулярно горит свет. Мы были не лыком шиты, понимали, где находится безопасная при обстрелах сторона. К сожалению, знал это и опытный боевой офицер береговой артиллерии. Вычислив нас, Белобородов в одну из ночей нанёс нам визит вежливости. В эту ночь мы услышали громкую барабанную дробь в двери нашей роты, которую мы предусмотрительно всегда запирали. Били по двери ногами, очень настойчиво и нам пришлось пойти на компромисс и открыть дверь. Девиц мы предварительно спрятали в рундуках. Надёжно спрятали и горячительные напитки. Андрей Тимофеевич, сразу заметив, что мы подшофе спросил, чем мы тут занимаемся? На что мы кротко ответили, что кушаем. Белобородов дал нам понять, что сразу это заметил. После чего начал методично, но бегло осматривать кубрики. Ничего не предвещало беды. Открыв двери заветного кубрика он обнаружил там стол, а на столе кастрюлю с курсантской едой и чайник с компотом. Легенда вовсю работала. Но Андрей Тимофеевич тоже был не лыком шит и начал поочерёдно вскрывать двери рундуков. Одну, вторую, третью..., пока не напоролся на двух ангелов в женском обличии. Залёт был крупным и грозил неминуемым отчислением из училища.

Часть IV: Возмездие.

Но великодушие Андрея Тимофеевича не знало границ. Разобравшись в обстоятельствах дела и оценив нашу смекалку и находчивость, он сделал нам предложение, от которого мы не смогли отказаться. Он предложил нам в течение недели окончить ремонт роты и даже обещал отпустить нас домой догуливать оставшиеся после этого пять дней летнего отпуска. Мы знали, что Белобородов настоящий мужик, не поверить ему не могли и обещали выполнить взятые на себя обязательства. Покрасить оставшиеся неокрашенными помещения роты за неделю нам было не под силу. Пришлось опять проявить находчивость и смекалку. За помощью мы обратились к абитуриентам, которые откликнувшись на нашу беду, помогли нам в срок произвести все покрасочные работы. Но беда не ходит одна. Так как безопасный путь к самовольным отлучкам был перекрыт, то пришлось ходить, известными всем курсантам, опасными тропами. Возвращаясь в одну из ночей из самоволки мой напарник спровоцировал драку между нами прямо на плацу училища. Вскоре (месяца через полтора) он был отчислен из училища, а впоследствии оказался еще и крысёнышем. В результате жестокого боя у меня были сильно разбиты и без того полные губы, а под глазом засиял огромный фингал. На следующий день после боя, при следовании в столовую училища на обед, я был остановлен Андреем Тимофеевичем. На его законный вопрос, откуда у меня мужские украшения я ответил, что упал с дужки кровати, когда красил стены родной роты. Белобородов не хотел в это верить и пытал меня два дня. Но в результате поверил, потому что был настоящим мужиком и примерно понимал, в чем дело, так как противная сторона тоже заметно пострадала. В итоге я получил приказ от исполняющего обязанности начальника училища Белобородова срочно убыть в отпуск на оставшиеся пять дней. Ни одна живая душа не узнала о легендарном моём залёте. Вот таким был великодушный человек, офицер и командир Андрей Тимофеевич Белобородов.

Цикл коротких рассказов «От гордыни к смирению».